«Трудно привыкнуть, но я не имею права быть трусом»

Человеческая память имеет свойство блекнуть. Очень жаль, если так происходит с воспоминаниями, которые дороги. Но качество это становится необходимым, если речь идёт о памяти страшной, болезненной. Такой памятью стала Великая Отечественная война. Ветераны часто не­охотно рассказывают о войне. А нам это просто необходимо. Именно поэтому мы публикуем письма с фронта. В них столько жизни, любви, надежды.

Письмо от Валентина Баранова к Евдокии Лисичкиной

Добрый день, Дуся!

Как я далеко теперь от тебя! Впечатлений в голове уже столько, что становится трудно соображать. Я передаю тебе привет с фронта, моя дорогая. Здесь, где я нахожусь, видны следы пребывания немцев. Они побросали здесь всё, что только было у них. Живём второй день в землянках, которые они построили для себя. Каски, котелки, консервные банки, бутылки, вместе с обмундированием трупы валяются в беспорядке там и сям.

Трудно привыкнуть к этому положению, но я же не имею права быть трусом. Недалеко от нас населённый пункт, от которого осталась только чудом уцелевшая избушка, которая одиноко стоит среди обгоревших развалин. Черт возьми, как закипает ненависть при виде убитых гражданского населения!

Я видел труп молодого паренька, который, очевидно, хотел выбежать из дома при артиллерийском обстреле. Немцы сеют повсюду смерть, разрушение.

Всё это я вижу сейчас. Здоровье моё пока хорошее. Я жив и здоров, моя дорогая. Привет матери и Володе.

Пишите мне по адресу: 828 п/почта, часть 202.

Целую. Твой Валя.

17 декабря 1942 г.

Письма Николая Евдокимова родителям

Здравствуйте, мои старики!

Примите привет и наилучшие пожелания во всём от вашего солдата-сына. Я жив и здоров. Рука зажила, и уже позавчера, т. е. 28.11.42, я ходил поближе к немцам... А что я немного похудел, как вы нашли на моём фото, то это не так уж сильно, как вам показалось, а поседел я также почти незаметно. И вообще, это всё пустяки, быть бы живым...

Воюем мы тут неплохо. Вот недавно у нас 3 разведчика во главе со средним командиром подползли к немецкому дзоту, в котором было 2 противотанковых орудия, 1 станковый пулемёт и человек 15 — 18 гитлеровцев. Затем разминировали минное поле, взяли 3 мины и подорвали дзот. Все обошлось благополучно. Правда, до сл[едующего] вечера им пришлось отлежаться в воронке от снарядов, да немного поцарапало руку командиру...

Всего, конечно, не опишешь. Не опишешь того, как свистят пули над головой, как шуршат снаряды, когда они пролетают близко-близко, как неприятен свист мины и особенно авиабомбы, как чувствует себя человек, когда пикирующие бомбардировщики включают сирены, как неприятно и холодно лежать в засыпанной снегом воронке... Этого никогда не понять человеку, который этого не прочувствовал сам. Так что, отчего человек похудел да немного поседел, не может быть и разговору...

Вы только в тылу давайте побольше вооружения, помните, что каждая минута, затраченная на помощь фронту, — труд, приближает час гибели и уничтожения коричневой чумы... 

А насчёт встречи, так это будет... Не волнуйтесь за меня да берегите себя.

Крепко целую.

Любящий вас сын Николай.

1 декабря 1942 г.

Милые мои старики!

Извините за долгое молчание. Сейчас нахожусь на том самом месте, где меня ранили второй раз. Как видите, прошёл дважды по одним и тем же дорогам войны. Если бы вы знали, как всё изменилось: леса вырублены или побиты артиллерией, земля вспахана снарядами, деревни пожжены — и всё это наделали они, двуногие звери...

После войны пройдёт много-много времени, историки напишут про нас историю, кинооператоры создадут фильмы, поэты — стихотворения, и вот какой-нибудь историк раскроет книгу и прочтёт молодым людям эти страшные дела, в кино люди будут смотреть наши подвиги, победы, геройские смерти и у всех навернутся слёзы.

Я очень рад, что я родился в этот век, в это время, т. к. защищаю свою Родину, и маленькие лучи славы и наших доблестных дел падают и на меня, значит, и про меня будут читать и смотреть кинофильмы. Я счастлив оттого, что защищаю свою Родину, и горд своим званием солдата...

Мне вспоминается 22 июня 1941 года. У вас в это время был самый сон,..., а немецкие головорезы резали колючую проволоку на нашей границе, и мы их держали какой угодно ценой, и немало гитлеровских молодчиков закончили в этот час свое существование.

Если посмотреть на всю мою и моих товарищей жизнь за весь период войны, то эти жизни с внешней стороны так похожи, а с внутренней нет. Каждый живет своим, каждый выберет минуту, чтобы подумать о чем-то ему дорогом.

Пожалуй, на этом кончаю писать.

Крепко, крепко целую.

Любящий вас сын Н. Евдокимов. 

15 мая 1943 г.

Письмо Бориса Асафьева сестре Сусанне Асафьевой

Здравствуй, Соя!

Письмо твоё от 30.08.42 получил уже дня три тому назад, но ответить сразу не смог.

Погода у нас сейчас тоже хорошая, только перепадают маленькие дожди. Я здесь на днях встретил своего земляка — сам он из Тамбова, но работал у нас на заводе. Он в апреле из Тамбова выехал. Ну, поговорил с ним о жизни. Он оказался дядя Видинеевым ребятам, с которыми я учился.

Мы вот с этого месяца тоже стали получать свежие овощи, картофель, капусту. 

Пишите, что пишет Алексей, я ему тоже высылал письмо. 

Насчет меня Милов.Вал. напутал — я жив и здоров. Это я писал Лешке, что мы стоим под г. […], где и сейчас находимся. Идут жестокие бои, противник крепко сопротивляется, борьба идёт за каждую улицу, за каждый дом и даже за каждый этаж дома и комнату. Все же он […] себя чувствует бессильным.

Лучше готовьтесь к зиме. На этом кончаю. Живите, не скучайте о нас. Пиши больше о жизни нашего семейства. Привет всем передай. Больше писать некогда, за мной уже пришли.

Брат Борис Асафьев.

8 сентября 1942 г.